Джейн Эйр Шарлотты Бронте

Толстые книги я даже и сейчас читаю далеко не полностью. Могу прочитать несколько первых страниц и совершенно потерять интерес к дальнейшему. Примерно то же происходит, после первых серий какого-нибудь мыла, когда уже успел познакомиться с героями простыми, как пять копеек, и уже ясно, что будет дальше в ближайшем десятке, а то и двух десятках серий.

Иногда интересно прочитать и конец. В зависимости от того, насколько начало и конец составляют нетривиальную комбинацию, я могу либо отложить книгу, либо полистать остальное в поиске не очевидных диалогов и сцен.

Бывает, что автор оказывается интереснее сюжета. Приятно читать умного человека, даже когда он пишет о пустяках или о какой-то банальной истории.

В общем, нет у меня общего рецепта.

«Джейн Эйр» я прочитал где-то в пятом или шестом классе от корки до корки. Даже сейчас не могу точно объяснить, что меня заставило не отрываясь читать эту книгу. Кажется, в книге всё просто. Честный рассказ, слегка приукрашенный эмоциями рассказчицы.

И эту честность я хочу подчеркнуть. Сейчас, конечно, я глянул биографию Шарлотты Бронте и, конечно, убедился, что практически вся обстановка взята из жизни. Насколько биографичны сюжетные линии автора или её близких знакомых уже не так важно.

Мне всё понравилось в книге, но смутил и запал в душу один эпизод, который мне не то, что не понравился, а показался каким-то инородным добавлением, ставящим под сомнение правдивость автора. Мне казалось, что если выбросить его, то всё станет только лучше. И только обаяние всей книги как-то примиряло меня с этой явной непонятной, не обязательной, странной сценой.

Вот это.

«В доме царила тишина; должно быть, кроме Сент-Джона и меня, все уже спали. Единственная свеча догорела, комната была залита лунным светом. Сердце мое билось горячо и часто, я слышала его удары. Вдруг оно замерло, пронизанное насквозь каким-то непонятным ощущением, которое передалось мне в голову, в руки и ноги. Это ощущение не напоминало электрический ток, но оно было столь же резко, необычно и неожиданно, оно так обострило мои чувства, что их прежнее напряжение казалось столбняком, от которого они теперь пробудились. Все мое существо насторожилось; глаза и слух чего-то ждали. Я дрожала всем телом.

– Что вы услышали? Что вы видите? – вскричал Сент-Джон.

Я ничего не видела, но я услышала далекий голос, звавший: «Джейн! Джейн! Джейн!» – и ничего больше.

– О боже! Что это? – вырвалось у меня со стоном. Я могла бы точно так же спросить: «Где это?», потому что голос раздавался не в доме и не в саду, он звучал не в воздухе, и не из-под земли, и не над головой. Я слышала его, но откуда он исходил – определить было невозможно. И это был человеческий голос, знакомый, памятный, любимый голос Эдварда Фэйрфакса Рочестера; он звучал скорбно, страстно, взволнованно и настойчиво.

– Иду! – крикнула я. – Жди меня. О, я приду! – Я бросилась к двери и заглянула в коридор – там было пусто и темно. Я побежала в сад – там не было ни души.

– Где ты? – воскликнула я.

Глухое эхо в горах за Марш-Гленом ответило мне: «Где ты?» Я прислушалась. Ветер тихо вздыхал в елях; кругом простирались пустынные болота, и стояла полночная тишина.

– Прочь, суеверные обольщения! – вскрикнула я, отгоняя черный призрак, выступивший передо мной возле черного тиса у калитки. – Нет, это не самообман, не колдовство, это дело самой природы: веление свыше заставило ее совершить не чудо, но то, что было ей доступно!

Я рванулась прочь от Сент-Джона, который выбежал за мной в сад и хотел удержать меня. Пришла моя очередь взять верх над ним. Теперь мои силы пробудились. Я потребовала, чтобы он воздержался от вопросов и замечаний; я просила его удалиться: я хочу, я должна остаться одна. Он тотчас же повиновался. Когда есть сила приказывать, повиновение последует. Я поднялась к себе, заперлась, упала на колени и стала молиться – по-своему, иначе, чем Сент-Джон, но с не меньшим пылом. Мне казалось, что я приблизилась к Всемогущему и моя душа, охваченная благодарностью, поверглась к Его стопам. Поднявшись после этой благодарственной молитвы, я приняла решение, затем легла успокоенная, умудренная, с нетерпением ожидая рассвета».

Ну ладно, впечатлительной девушке показалось. Так нет же.

«– Я спрашивал Бога в тоске и смирении, не довольно ли я уже вытерпел мук, отчаяния и боли и не будет ли мне дано вновь испытать блаженство и мир? Что все постигшее меня я заслужил, это я признавал, но я сомневался, хватит ли у меня сил на новые страдания. Я молил его – и вот с моих губ невольно сорвалось имя, альфа и омега моих сердечных желаний: «Джейн! Джейн! Джейн!»

– Вы произнесли эти слова вслух?

– Да, Джейн. Если бы кто-нибудь услыхал меня, он решил бы, что я сумасшедший, с такой неистовой силой вырвались у меня эти слова.

– И это было в прошлый понедельник около полуночи?

– Да, но не важно время; самое странное то, что за этим последовало. Ты сочтешь меня суеверным, – правда, у меня в крови есть и всегда была некоторая склонность к суеверию, тем не менее это правда, что я услыхал то, о чем сейчас расскажу.

Когда я воскликнул: «Джейн, Джейн, Джейн!», голос (я не могу сказать откуда, но знаю, чей он) отвечал: «Иду! Жди меня!» – и через мгновение ночной ветер донес до меня слова: «Где ты?»

Я хотел бы передать тебе ту картину, то видение, которое вызвал во мне этот возглас; однако трудно выразить это словами. Ферндин, как ты видишь, окружен густым лесом, и всякий звук здесь звучит глухо и замирает без отголосков. Но слова «Где ты?» были произнесены, казалось, среди гор, ибо я слышал, как их повторяло горное эхо. И мне почудилось, будто более свежий, прохладный ветер коснулся моего лба; мне представилось, что я встречаюсь с Джейн в какой-то дикой, пустынной местности. Духовно мы, вероятно, и встретились. Ты в этот час, Джейн, конечно, спала глубоким сном; быть может, твоя душа покинула комнату и отправилась утешать мою: ибо это был твой голос, – это так же верно, как то, что я жив! Это был твой голос».

Я решил, что книга замечательная, но какая-то заноза в душе осталась.

Ну и что? Спросил бы я, если бы я был читателем этой заметки на блоге. И где доказательства реальности мистики? Неужели всего лишь эта книга, которая содержит один лишь, всего лишь один, мистический эпизод?

Согласен, согласен. Пока это не доказательство. Рассказываю просто для впечатления.

Возвращаюсь к занозе.

Она совершенно исчезла из моей души, когда со мной самим это же и произошло.

Не буквально, конечно.

Когда я сдал последний экзамен на мехмат МГУ, это была физика, и я получил «пять», я уже знал достаточный балл для поступления, который как раз и набрал, а у меня была ещё золотая медаль.

Я не пошёл сразу в общежитие на Ломоносова, а к Москва-реке и в совершенно спокойном, хотя и в приятном расположении духа мысленно сказал маме, что поступил. Потом отправил телеграмму.

Когда я приехал домой в Донецк, мама сказала мне, что до телеграммы уже знала, что всё хорошо. Она сказала, что как-то вздремнула на несколько минут днём и очень ясно услышала мой голос, который и сказал, что я поступил. Мама дословно повторила мою фразу, но не ту, которая была в телеграмме, а которую я произнёс в уме. Причём повторила её не только дословно, но даже с моей интонацией.

home page